Тогда студент по имени Афенидес обвинил Арпелло на рыночной площади в том, что тот таскает каштаны из огня для Страбонуса, и нарисовал ужасающую картину жизни под властью котийцев и Арпелло-сатрапа. Он еще не кончил, как толпа заревела от ярости. Арпелло велел солдатам арестовать смутьяна, но толпа окружила его, укрыла и разбежалась, закидав солдат камнями, дохлыми кошками и всем, что попалось под руку. Ливень стрел из арбалетов преследовал горожан, но Афенидесу удалось выйти из города, и он отправился умолять Тросеро вернуться в Тарантию.
Афенидес нашел Тросеро, когда тот собирался разбить лагерь за пределами города, намереваясь затем идти в Пуантен, на юго-восток королевства. Тросеро сказал, что у него слишком мало сил, чтобы взять Тарантию даже с помощью народа или выступить против Страбонуса. К тому же жадные дворяне разграбят Пуантен за его спиной, пока он будет сражаться с котийцами.
Король умер, теперь каждый сам должен защищать свое добро. Нет, он поедет в Пуантен!
Толпа в бессильной ярости собралась у высокой башни дворца. Люди вопили от своей ненависти к Арпелло, а он смотрел на них с башни и хохотал. Лучники же его, выстроившись вдоль зубчатой стены, держали наготове луки и арбалеты.
Длинные черные волосы принца были завиты, надушены, стянуты серебряной лентой, под туникой, расшитой золотом, сверкала вороненая сталь. На бедре висела широкая шпага с драгоценными камнями на эфесе — шпага эта побывала во многих сражениях. Принц, конечно, был интриганом. Но и воином тоже.
— Дураки! Безумцы! — Его сумрачное, злое лицо перекосила гримаса презрения. — Орите, что хотите! Конан умер, и Арпелло — король!
Что ему за дело, что вся Аквилония против него? У него хватит людей, чтобы удержаться в крепких стенах города до прибытия Страбонуса. Но Аквилония разделена. Бароны уже бросили в бой свои армии, чтобы овладеть богатством соседей. Ну и что? Страбонус расколет беспорядочные ряды баронов, как нос галеры режет волну океана!
— Безумцы! Дураки! Арпелло — король.
Солнце поднималось над восточной башней, когда в алеющем небе показалась черная точка. Вот она выросла до летучей мыши, затем до орла. Люди испуганно закричали: над стенами Тарантии появилось такое, о чем говорилось лишь в полузабытых легендах. Фантастическое существо с рычанием приземлилось, и с него спрыгнул человек. Существо исчезло с шумом, подобном грому, а на вершине башни появился полуголый варвар, покрытый кровью, потрясающий шпагой. Раздался вопль народа:
— Король! Наш король!
Арпелло оторопел, закричал, но тут же пришел в себя и кинулся на Конана. С львиным ревом киммериец парировал свистящий удар, бросил свою шпагу, схватил принца за шею и между ног и поднял над головой.
— Возьми своих заговорщиков с собой в ад! — крикнул он и бросил принца вниз, словно мешок с песком.
Народ отступил, тело грохнулось с высоты ста пятидесяти футов и разбилось о мраморные плиты, разбрызгивая кровь и мозг, разбилось в своей броне, как раздавленный майский жук.
Лучники на стене бросились в испуге бежать, осажденные же советники выскочили из дворца и стали рубить их, рубить на куски! Пеллианские рыцари и солдаты искали спасения на улицах, но толпа растоптала их. Торжествующие крики смешивались с криком агонии. А наверху голый король наклонился над зубчатой стеной, размахивая руками и громко смеясь. Он смеялся над всеми — над толпой, над принцами и над самим собой.
Полуденное солнце сияло над спокойными водами Тибора, смывающего южные бастионы Шамара. Защитники города знали, что лишь немногие из них увидят восход солнца. По равнине рассыпались палатки осаждающих. Народ Шамара, задавленный численностью врага, не мог помешать ему переправиться через реку. Связанные вместе баржи составили мост, по которому прошли орды завоевателей. Страбонус не решился напасть на Аквилонию, оставив свободный Шамар за своею спиной. Он послал легкую кавалерию в глубь страны, а сам поставил осадные машины здесь, на равнине. Флотилия судов, пригнанная Амальрусом, стояла на якоре, посредине реки — там, где укрепления спускались к воде. Некоторые из судов были потоплены защитниками города, но остальные держались крепко: их нос и мачты были защищены железными щитами, их лучники сеяли смерть. Это были шемиты, о которых говорили, что они рождаются с луком в руках, ни один аквилонский лучник не мог с ними сравниться.
Катапульты осыпали город камнями и стволами деревьев, проламывали крыши и давили людей, как насекомых; тараны били по стенам; саперы зарывались под землю, словно кроты, чтобы подложить мины под основания башен. Под стенами копошились воины, закованные в железо. Они пытались выломать ворота — ставили лестницы, поднимали осадные башни с копейщиками. Городские рвы уже не были полны водой. Там были теперь только камни и трупы — людей и коней.
Неполных две тысячи защищали крепость, против сорока тысяч врагов! Надежда оставляла город. Никто не шел к ним на помощь, а их король умер — об этом вопили враги. Только мощные стены крепости и отчаянная храбрость ее защитников спасали положение, но долго так не могло продолжаться. Западная стена уже превратилась в груду обломков, о которые спотыкались защитники в яростной рукопашной схватке. Башни качались, как пьяные.
Осаждающие собирались на решающий приступ.
Звучали трубы, на равнине собирались осадные башни, покрытые кожей. Народ Шамара видел качаемые ветром штандарты Кота и Офира, среди сверкающих рыцарей коренастый силуэт Страбонуса в черной броне, расшитый золотом камзол Амальруса. Между ними скакал человек, от одного вида которого бледнели самые храбрые, тощий силуэт хищной птицей летел в длинной развевающейся мантии. Алебардники выступили вперед, развернулись, как сверкающие волны расплавленной стальной реки, всадники пришпорили боевых коней, копейщики подняли свои флажки. Настала решающая минута. Защитники крепости вручили свои души Митре и крепче сжали в руках окровавленное оружие.