И когда обезьяна напала на него, широко раскинув лапы, он проскользнул между ними и ударил со всей силой отчаяния. Он почувствовал, что лезвие вошло по рукоять в косматую грудь; он отпустил рукоятку, собрал все тело в сплошной узел мускулов и ударил коленом в низ живота твари, а потом попробовал силой сдержать смертельное объятие.
Какое-то время он чувствовал, что сила, подобная землетрясению, разрывает его на куски — и вдруг освободился. Он лежал на теле чудовища, которое с вытаращенными кровавыми глазами и дрожащей в груди рукоятью кинжала испускало последний вздох. Удар достиг цели.
Дрожа всем телом, Конан дышал, как после долгой схватки. Ему казалось, что кости его вырваны из суставов, он чувствовал страшную боль в мышцах, а из ран, которые оставили когти чудовища, текла кровь. Если бы обезьяна прожила на одну минуту дольше, она наверняка разорвала бы его. Но киммериец выдержал испытание, которое очень многим стоило бы жизни.
Конан нагнулся и вырвал лезвие из груди чудовища. Потом стал быстро подниматься по лестнице. Он даже не пытался представить, какие еще опасности может таить темнота — с него достаточно было и этой. Смертельная схватка исчерпала даже его силы. Бледнели пятна лунного света на полу, тьма сгущалась, и что-то, подобное паническому страху, подгоняло его. Он облегченно вздохнул, когда достиг вершины и сумел повернуть ключ в замке. Дверь легко открылась, и он выглянул из-за нее, ожидая нападения со стороны врага в человеческом либо ином обличье.
Перед ним был мрачный, плохо освещенный коридор и стоящая перед дверями тонкая гибкая фигура.
— Ваше величество! — это был низкий, дрожащий вскрик, то ли облегчения, то ли испуга. Девушка бросилась к нему и остановилась.
— Кровь! — сказала она. — Ты ранен.
Он беспечно махнул рукой.
— Эти царапины не повредили бы и ребенку. Однако ножик твой мне пригодился. Если бы не он, Тараскова макака расщепляла бы сейчас мои кости в поисках мозга. Что дальше?
— Иди за мной, — прошептала она. — Я провожу тебя за городскую стену — там спрятан конь.
Она повернулась, чтобы повести его в глубь коридора, но он положил свою тяжелую руку на ее обнаженное плечо.
— Иди рядом, — сказал он тихо, обнимая ее могучей рукой. — Думаю, что доверять тебе можно — до сих пр ты вела честную игру, но, по правде сказать, я и дожил-то до нынешнего дня только потому, что не слишком доверял ни мужчинам, ни женщинам. И если ты меня сейчас предашь, то порадоваться своей шутке тебе уже не придется.
Она не вздрогнула ни при виде окровавленного кинжала, ни от его мускулистого прикосновения.
— Если я тебя обману, убей меня без всякой жалости, — ответила она. — Я чувствую твою руку на моем плече, словно сбылся волшебный сон.
Сводчатый коридор закончился дверью, она открыла ее. За дверью лежал черный гигант в тюрбане и шелковой набедренной повязке, а рядом валялся его ятаган. Он даже не двинулся.
— Я дала им наркотик в вине, — прошептала она, обходя лежащую фигуру. — Это — последний страж подземелья, и пост у него самый дальний. Отсюда никто до сих пор не убегал и никто не приходил, стражу здесь несут только эти чернокожие. И только они из всех дворцовых слуг знают, что Ксальтотун привез на своей колеснице как пленника короля Конана. Другие девушки спали, а я не знала сна и смотрела из верхних окон на двор, потому что знала, что произошло сражение, и боялась за тебя…
Я видела, как тебя несли по лестнице, и узнала тебя при свете факела. В эту часть дворца я пробралась как раз вовремя и успела увидеть, что тебя несут в подземелье. А весь день ты пролежал в зале Ксальтотуна, оглушенный наркотиком.
О, нужно быть начеку! Странные дела творятся во дворце! Рабы болтают, что Ксальтотун, как обычно, усыпил себя стигийским лотосом, но вернулся Тараск. Он тайно прибыл, завернувшись в длинный дорожный плащ, в сопровождении лишь своего оруженосца, тощего молчальника Аридея. Я ничего не понимала, но чувствовала страх…
Они дошли до подножия узкой винтовой лестницы и, поднявшись наверх, прошли через щель, открывшуюся в стенной нише. Когда они оказались на другой стороне, щель снова закрылась, и стена казалась сплошной. Теперь они попали в широкий коридор, устланный коврами и увешанный гобеленами. Ярко горели лампы под потолком.
Конан внимательно прислушивался, но во всем дворце не слышно было ни единого звука. Он не знал, в какой части дворца они находятся и где расположен зал Ксальтотуна. Девушка, проводя его коридором, дрожала. Наконец они остановились перед пологом, и закрытым бархатными шторами. Раздвинув их, Зенобия показала, чтобы он вошел в нишу, и прошептала:
— Подожди здесь! За теми дверями в конце коридора в любую минуту можно наткнуться на раба или евнуха. Сначала я проверю, свободна ли дорога.
Снова в нем проснулась подозрительность:
— Ты привела меня в ловушку?
Из ее темных глаз брызнули слезы. Она упала на колени и схватила его могучую ладонь.
— О, мой король, не отказывай мне в доверии! — голос ее дрожал. — Если ты сейчас заколеблешься или усомнишься, мы погибли! Зачем бы мне было выводить тебя из подземелья, чтобы предать сейчас?
— Ладно, — буркнул он. — Я доверюсь тебе, хотя, клянусь Кромом, жизненные привычки менять нелегко. Во всяком случае, я не причиню тебе вреда, если даже ты наведешь на меня всех головорезов Немедии. Потому что, если бы не ты, Тараскова обезьяна напала бы на меня, безоружного и скованного. Делай, что хочешь, девочка.