Конан, варвар из Киммерии - Страница 152

152

Через темный дверной проем в зал вошли четверо в черном. Их лица в тени капюшонов казались невыразительными желтыми овалами.

— Кто вы такие? — выдавил наконец Тутотмес, и голос его был страшен, как шипение кобры. — Только безумцы могут вторгнуться в священное обиталище Сета!

Голосом, бесцветным, как звон кхитайских колокольчиков, самый высокий из пришельцев ответил ему:

— Мы преследуем Конана из Аквилонии.

— Здесь его нет, — ответил Тутотмес и, словно пантера, выпускающая когти, угрожающе стряхнул плащ с правого плеча.

— Ты лжешь. Он в этом храме. Мы идем по его следу от входа, где лежит труп, через весь лабиринт. И сейчас наткнулись на ваше сборище. Вскоре мы продолжим погоню. Но сначала отдай нам Сердце Аримана.

— Смерть — удел безумцев! — прорычал Тутотмес и приблизился к говорившему. Его жрецы сделали то же самое, но пришельцы не обратили на это внимания.

— Всякий смотрит на него с вожделением, — сказал кхитаец. — Мы слышали о Сердце в нашей стране. Оно поможет нам победить изгнавших нас. Чудеса и сокровища таятся в его алых глубинах. Отдай его, не то будешь убит.

Раздался дикий вопль, и в руках одного из жрецов сверкнула сталь. Но прежде, чем он нанес удар, взметнулась покрытая чешуей палка, коснулась его груди, и он на месте пал замертво. И с этой минуты Мумии стали свидетелями страшной кровавой бойни. Блистали алые клинки; как змеи, ударяли пестрые посохи — от их прикосновения человек с криком падал и умирал.

Когда был нанесен первый удар, Конан сорвался и побежал вниз по лестнице. Лишь краем глаза видел он эту сатанинскую свалку — люди падали, сплетались в схватке, истекали кровью. Он видел, как одного кхитайца буквально разрубили на куски, как другой, не колеблясь, раздавал смерть направо и налево, и как Тутотмес ударил его в грудь открытой ладонью и убил — хотя перед тем и сталь была бессильна.

Когда Конан сбегал с последней ступеньки, схватка подходила к концу. Трое порубленных кхитайцев полегли, но и из числа стигийцев остался в живых лишь Тутотмес.

Он бросился на последнего из пришельцев, выставив, как оружие, свою пустую черную ладонь, но посох кхитайца, словно бы удлинившись в воздухе, ударил его в грудь. Жрец зашатался. Посох ударил еще и еще раз, Тутотмес споткнулся и упал. Черные пятна поползли по его лицу.

Кхитаец бросился к лежащему на груди мумии кристаллу, но Конан опередил его.

Они стояли среди разбросанных по полу человеческих внутренностей и молча смотрели друг на друга.

— Ах, король Аквилонии, долго же мы шли за тобой, — спокойно сказал наконец кхитаец. — По большой реке, через горы, через Пойнтайнию и Зингар, через холмы Аргоса, а потом вдоль берега моря. Нелегко было взять твой след в Тарантии, ибо жрецы Асуры хитры. Мы совсем было потеряли след и в Зингаре, но нашли в лесу твой шлем. И совсем уж сбились со следа нынешней ночью в лабиринте.

Конан подумал, что ему повезло, когда он покинул покой упырихи по другому коридору. Иначе он бы сразу напоролся на этих желтых демонов.

Кхитаец, словно прочитав его мысли, покачал головой.

— Это уже не имеет значения. Погоня окончена.

— Почему вы преследуете меня? — спросил Конан, готовясь молниеносно отскочить в ту или иную сторону.

— Это был неоплаченный долг, — ответил кхитаец. — От тебя, который умрет, нечего скрывать. Мы — вассалы Валерия, короля Аквилонии. Мы долго служили ему, но теперь вольны — братьев моих освободила смерть, а свою миссию я сейчас выполню и вернусь в Аквилонию с двумя сердцами — Сердцем Аримана для себя и сердцем Конана для Валерия. Один поцелуй посоха вырезанного из живого Дерева Смерти…

Посох обладал змеиной стремительностью, но удар кинжала был еще быстрее. Посох распался на две извивающиеся половины, снова блеснула сталь, и голова кхитайца покатилась по полу.

Конан повернулся, чтобы взять драгоценность, но, пораженный ужасом, отступил.

На алтаре не было высохшей мумии. Кристалл горел на груди живого человека — обнаженного, среди обрывков бинтов. Живого’ Конан не был полностью уверен в этом. В глубине черных блестящих глаз была видна нечеловеческая тоска.

Держа камень в руке, воскрешенный медленно встал и молча протянул свою ладонь Конану. Конан принял кристалл и почувствовал, что это рука мертвеца. Он понял, что ритуал не был доведен до конца и жизнь вернулась в тело не в полной мере.

— Кто ты? — спросил он.

Ему ответил бесцветный голос, напоминающий капанье воды со сталактита в пещере:

— Я был Тотмекром. Я мертв.

— Ну так выведи меня из этого проклятого храма, — сказал Конан, и мурашки пробежали у него по спине.

Ровным механическим шагом мертвец направился к двери. Конан пошел за ним, еще раз оглянувшись на мрачную громаду зала, на ряды саркофагов, на тела убитых, на голову кхитайца, что глядела незрячими глазами на пляшущие по стенам тени.

Огонь в кристалле освещал черные тоннели, как волшебная лампа, капающая золотом. Во мраке Конан различил блеск алебастрового тела, но упыриха отступила перед сиянием Сердца и скрылась во мраке, как и прочая нежить. Мертвец шел прямо, не глядя по сторонам. Конан обливался холодным потом и терзался сомнениями: выведет ли этот страшный призрак его на свободу? Но он знал также, что самостоятельно ему все равно не одолеть лабиринта. И он шел за своим страшным проводником, и ужасы тьмы расходились перед светом Сердца и снова смыкались за спиной.

А потом он оказался перед бронзовыми вратами, почувствовал дуновение ночного ветра, увидел звезды и залитую их светом пустыню. Тотмекр молча указал вперед, повернулся и скрылся во мраке. Конан глядел, как удалялась его фигура, уверенно идущая либо к неотвратимой гибели, либо к вечному сну.

152