Чабела смотрела, широко открыв глаза.
— Я никогда не видела такой силы! — выдохнула она.
— Слава Богу, я работаю так не каждый день, — сказал он. Конан вглядывался в темноту коридора. — Куда идти? Как нам выйти отсюда? И кто так исхлестал вас? Нзанги?
Она повторила в нескольких словах рассказ о произошедших событиях. Конан нахмурился.
— Странная история, — сказал он. — И самое странное в этом волшебное появление стигийского волшебника — я думаю, что это был он. Вы уверены, что это не скелетоподобный пес Менкара? Он был в одной компании с Зароно в Кордаве.
— Нет, — покачала головой Чабела, — я видела Менкара на борту «Вестрела» и сразу бы узнала. Это — худой, мрачно выглядевший мужчина среднего роста, который говорит глухим, шелестящим голосом, как будто ему опротивел весь мир. Этот же человек, хотя, по-моему, и одной с ним расы, слишком отличен от него: очень высокий, сильный, довольно красивый, привыкший приказывать.
Слушая одним ухом, Конан между тем осматривал коридор. Он интуитивно чувствовал, что необходимо действовать. Если они и смогут когда-нибудь убежать из города амазонок, то только сейчас, пока королева лежит без сознания. Как долго будет продолжаться действие зеленых лучей стигийца, он не знал.
Конан вытащил из держателя тяжелый факел. Он довольно взвесил его в руке. По крайней мере теперь есть, чем защищаться. Факел представлял собой палицу из твердого дерева, обмотанную промасленными тряпками. Смола поддерживала слабое желтое пламя. Задачей Чабелы было заменять сгоревшие факелы.
Неожиданный поворот коридора — и Конан с Чабелой оказались лицом к лицу с отрядом вооруженных женщин. Это были высокие, суровые женщины, с могучими руками, высокой грудью и широкоскулыми лицами. Их одежда состояла из грубого кожаного нагрудника, окованного бронзовыми пластинами, и кожаной юбки.
— Схватить их, — раздался повелительный голос, и Конан заметил позади угрюмых амазонок Нзанги. Прекрасное лицо черной королевы искажала ярость.
Конан был варваром из Киммерии, и для него многие южные обычаи казались излишне мягкими и смешными. Но у него было свое понятие о благородстве, ему не нравилось драться и, возможно, убивать женщин. Однако это был единственный выход, и Конан решил драться.
Не дожидаясь атаки, одним прыжком Конан оказался в гуще амазонок, размахивая горящим факелом направо и налево. Он мгновенно свалил двух огромных женщин, пробив им головы. Разъяренная амазонка замахнулась на него коротким мечом, но он сунул ей факел в лицо. Амазонка с криком упала, стараясь потушить вспыхнувшие волосы. Ему в грудь уперлось копье, он выхватил его свободной рукой и отбросил в сторону. Двигаясь со скоростью дикой пантеры, он замахнулся факелом для следующего удара.
Нзанги стояла, обхватив одной рукой Чабелу, а другой рукой приставила кинжал к ее горлу.
— Брось факел, белый пес, или она захлебнется в собственной крови! — скомандовала королева Нзанги.
Конан обреченно выругался, но делать было нечего. Факел ударился о камни.
Амазонки окружили его, связали руки канатами из высохшей травы и привязали к телу.
— Теперь он не страшен, о королева, — доложила одна из женщин, — почему бы его не прикончить тут же?
— Нет, — сказала Нзанги, задумчиво глядя на сверкающее от пота тело Конана. — Я держу для него что-то получше. Он, растоптавший мою любовь, не достоин легкой смерти. Посадите их до утра в барак рабов. А утром притащите к деревянным кулампту.
Конану показалось, что при упоминании этого неизвестного ему названия вздрогнули даже суровые амазонки. Но что может быть ужасного в простом дереве?
Конан моргнул, прищурился от лучей показавшегося над джунглями солнца и с удивлением огляделся.
Амазонки привезли его и Чабелу на центральную площадь Гамбуру. Конан лежал в широкой яме посреди площади на песчаном полу. Когда он первый раз увидел яму, она напоминала ему прежние дни в Агроссеанской Мессаните. Но площадь в Мессаните имела двери, через которые на арену выпускались гладиаторы или дикие животные. Здесь этого не было.
Другой непонятной вещью была роща в центре песчаной ямы. Должно быть, это и были кулампту, о которых королева говорила. Он пригляделся и заметил, что таких деревьев он раньше не встречал, хотя по виду они напоминали банановые. Ствол выглядел мягким и пористым, но, вместо того чтобы разветвляться наверху, он кончался круглой, влажной, похожей на рот воронкой. Ниже ее окружали огромные листья, каждое почти размером с человека, широкие и толстые, покрытые похожими на волосы наростами с ноготь длиной.
Амазонки, одетые в шкуры леопардов, украшенные страусовыми перьями и примитивными украшениями, заполняли каменные скамьи вокруг арены. Среди них было много знатных, которых Конан видел на праздниках Нзанги.
Он незаметно проверил веревки. Груды мускулов на руках напряглись, брови сдвинулись в усилии. Но травяные веревки не поддались его могучим усилиям. В этом есть некоторая ирония, подумал он, что он, который разрывал железные цепи, должен лежать связанный травой!
Скамьи были почти заполнены. По приказу Нзанги, сидевшей среди своих офицеров, охрана потащила Конана и Чабелу поближе к роще странных деревьев. Затем они поспешно отошли, оставив пленников беспомощно лежать на песке.
Сидевшие на скамьях амазонки громко беседовали, улыбаясь и показывая на них пальцами.
Чабела вскрикнула. В это же время Конан почувствовал прикосновение к ноге и посмотрел, в чем дело. «Кром!» — выдохнул он.