— Да, мертвы! — уверенно заревели пятьсот кровожадных глоток.
— Но они не были повешены! — зловеще прокричал старик. — Вазули в соседней камере видели, как они умерли! Правитель послал колдуна, чтобы убить их!
— Они ошиблись, — сказал Конан. — Правитель не посмел бы. Прошлой ночью я говорил с ним.
Он зря признался в этом. Вопль ненависти и обвинений расколол небеса.
— Да! Ты пошел к ним один, чтобы предать нас! Вазули сбежали через двери, которые сломал колдун при входе, и рассказали все нашим разведчикам, которых мы послали, чтобы найти тебя. Когда они услышали рассказ вазули, они вернулись к нам и мы оседлали коней.
— И что вы, глупцы, намереваетесь делать? — спросил киммериец.
— Отомстить за наших братьев! — взвыли они. — Смерть Кшатри! Смерть Конану, он предатель!
Вокруг него начали падать стрелы.
Конан привстал в стременах, повернул коня и поскакал назад вверх по дороге.
Вскоре Конан достиг точки, где гребень соединялся со склоном.
Здесь Конан повернул на едва заметную тропинку среди скал. Он проехал совсем немного, когда жеребец вдруг фыркнул и попятился назад от чего-то лежащего на пути.
Конан уставился на кровавую, оборванную кучу, которая что-то невнятно бормотала обломанными зубами.
Только темные боги, которые правят мрачными судьбами колдунов, знали, как Хемса из-под упавших камней выбрался на тропинку.
Побуждаемый каким-то неясным чувством, Конан слез с лошади и стоя смотрел сверху вниз на бесформенную массу, понимая, что он стал свидетелем чудесного, противоречившего природе явления. Хемса поднял свою окровавленную голову, и его странные глаза, светившиеся агонией и приближавшейся смертью, уставились на Конана.
— Где они? — раздалось мучительное карканье, лишь отдаленно напоминавшее человеческий голос.
— Убрались назад в свой дьявольский замок на Уисме, — ответил Конан. — Они взяли Деви с собой.
— Я пойду за ними! — пробормотал он. — Они убили Гитеиру, я убью их и их прислужников. Четырех из Черного Круга и самого Повелителя! Убью их всех!
Он старался подняться, но даже неукротимая воля не могла оживить эту массу кровавого мяса, где расчлененные кости держались только изорванной кожей и остатками сухожилий.
— Иди за ними! — простонал Хемса, роняя кровавую слюну.
— Я собираюсь это сделать, — проворчал Конан. — Я отправился за моими афгулийцами, но они отвернулись от меня. Пойду на Уисму один. Я верну Деви, даже если буду вынужден разрушить эту проклятую гору голыми руками. Я не думал, что правитель посмеет убить моих вождей, но он сделал это. Юсмина не нужна мне теперь как заложница, но…
— Проклятие на них! — выдохнул Хемса. — Иди! Я умираю. Подожди! Возьми мой пояс.
Он попытался найти его, и Конан, поняв, что он искал, наклонился и вытащил из-за его окровавленной спины пояс удивительного вида.
— Следуй за золотой жилкой через бездну, — пробормотал Хемса. — Надень пояс. Я получил его от жрецов Стигии. Он поможет тебе, хотя он и подвел меня. Разбей кристаллический шар с четырьмя золочеными гранатами. Остерегайся превращений повелителя. Я ухожу к Гитейре, она ждет меня в аду.
Итак, он умер.
Конан посмотрел на пояс. Он был соткан из тысячи толстых черных женских локонов. В него были вплетены крохотные драгоценные камни, каких он никогда не видел прежде. Пряжка имела форму плоской золоченой змеиной головы, выполненной с удивительным искусством. Сильный разряд пронизал Конана, когда он дотронулся до пряжки, и он повернулся с желанием бросить пояс в пропасть, затем заколебался и, наконец, застегнул его вокруг талии, закрыв его своим бархатным поясом. Потом он сел на коня и отправился в путь.
Солнце опустилось за скалы. Конан взбирался по тропе в длинной тени утесов, которая была похожа на темно-голубой плащ, брошенный на долины и холмы далеко внизу.
Он был почти у перевала, когда услышал звон копыт впереди себя. Тропа слишком узка для разворота. Едва Конан выехал на ее расширяющийся участок, как его жеребец натолкнулся на лошадь, появившуюся из-за выступа скалы. Киммериец железной хваткой схватил руку всадника с занесенной саблей.
— Керим Шах, — пробормотал Конан. Турианец не вырывался, они сидели на своих лошадях, которые упирались грудью друг в друга. Позади Керим Шаха вытянулась в цепочку группа высоких иракзейцев на худых лошадях. Они сверкали глазами, как волки, сжимая луки и ножи, но оставались в нерешительности из-за бездны, разверзшейся под ними.
— Где Деви? — потребовал Керим Шах.
— Зачем это тебе, туранский шпион? — прорычал Конан.
— Я знаю, что она была у тебя, — ответил Керим Шах. — Я ехал на север с моими соплеменниками, когда попал в засаду в ущелье Шализах. Много людей било убито, а остальные разбежались по холмам, как шакалы. Когда мы отбились от погони, то повернули на запад к ущелью Иехун и этим утром наткнулись на вазули, бродившего среди холмов. Он был почти без памяти, но я многое узнал из его бессвязной речи, прежде чем он умер! Я узнал, что он был среди тех вазули, которые преследовали вождя афгулийцев и пленную женщину кшатри в ущелье близ деревни Курум. Потом он рассказал о человеке в зеленом тюрбане, который сначала был сбит с ног жеребцом афгулийца, а затем атакован толпой вазули. Однако он поразил почти всех их неизвестным способом, смяв их, как огненный шквал сметает скопище саранчи. Как этот человек остался жив, не знаю, — продолжал Керим Шах, — но я узнал, что Конан был в Куруме со своей королевской пленницей. А когда мы проехали через холмы, то обогнали обнаженную девушку с кувшином. Она рассказала нам, что ее раздел и изнасиловал гигант в одежде вождя афгулийцев, который отдал ее одежду своей спутнице. Она сказала, что ты поехал на восток.