Конан, варвар из Киммерии - Страница 27

К оглавлению

27

Ее мозг затуманился от одурманивающего запаха. Девушка закричала от ужаса и крепче сжала бархат, почувствовав, как ее пальцы неумолимо скользят по нему.

Возможно, ощущение, что весь ее здравый смысл и устойчивость рухнули и исчезли, повергло ее в панику. Она стала трепещущим чувствующим атомом, несомым через ледяную бездну ураганным ветром, который угрожал уничтожить ее слабую жизненную искорку.

Затем наступил период слепого блуждания, когда атом, которым была она сама, слился с миллиардами других атомов зарождающейся жизни в трясине существования, пока под действием формирующих сил она не вынырнула снова сознательной индивидуальностью, кружась в бесконечной спирали жизни.

Она прошла все свои прежние существования и воплощения став всеми телами, которые несли ее ЭГО через сменявшие друг друга эпохи. Она снова сбивала свои ноги по длинной тернистой дороге жизни, которая простиралась позади нее в незапамятных временах. Там, в туманных рассветах времени, она томилась, трепеща, в первобытных джунглях, прячась от хищных чудовищ.

Обнаженная, она бродила по пояс в воде в рисовых болотах, сражаясь с рептивыми паразитами за драгоценный урожай. Она работала с волами, тащившими заостренный кол через неподатливую почву, и бесконечно горбилась над ткацкими станками в крестьянских хижинах.

Она видела, как охватываются пламенем города, и бежала с криком от насильников.

Она корчилась, обнаженная, в кровоточащих горячих песках, ее тащили на аркане, как рабыню, она познала хватку жестоких рук на своей плоти, необузданность и грубость животной похоти.

Она кричала под ударами кнута и страдала на дыбе, безнадежно борясь с руками, которые неумолимо клонили ее голову на окровавленное колесо.

Она познала муки родов и горечь обманутой любви. Она перестрадала все горести, несправедливости и жестокости, которые мужчины причиняют женщинам во все эпохи, и она почувствовала всю злобу и коварство женщин, направленных на женщину.

Она была всеми женщинами до нее, хотя она знала, что она Юсмина. Это чувство не терялось в муках воплощения. В одно и то же время она была обнаженной рабыней, страдающей под кнутом, и гордой Деви Виндии. И она страдала не только как рабыня, но и как Юсмина, для гордости которой кнут был подобен раскаленному пруту.

Жизнь переходила в жизнь в летящем Хаосе, пока она не услышала свои собственный голос, протяжно и надрывно звучащий через века.

Затем она очнулась в загадочной комнате на покрывале из бархата.

В призрачном сером свете она снова увидела фигуру в накидке сидевшую напротив нее. Голова в капюшоне была наклонена, высокие плечи неясно вырисовывались на сером фоне. Она не могла ясно различить детали, но колпак возбудил в ней определенную тревогу, которая переросла в пугающую уверенность, что это не Хозяин.

Фигура зашевелилась и встала, возвышаясь над ней. Длинные руки в широких черных рукавах протянулись к ней.

Юсмина безмолвно боролась с ними, удивленная их худощавой твердостью.

Голова в капюшоне приблизилась к ее запрокинутому лицу. Она заскулила в невыносимом страхе и отвращении. Костлявые руки сжали ее гибкое тело, и из колпака выглянуло олицетворение смерти — череп, обтянутый разлагающимся пергаментом. Она вскрикнула, а затем, когда ухмыляющиеся челюсти приблизились к ее губам, она потеряла сознание…

9
Замок колдунов

Солнце взошло над белыми пиками Гимилианов. У подножия длинного склона остановилась группа всадников, и все, задрав головы, всматривались в необычную картину — фантастический замок на гребне и белый сверкающий пик Уисмы над ним. Все это создавало ощущение нереальности.

— Мы оставим лошадей здесь, — сказал Конан.

Он спрыгнул с черного жеребца, который стоял с опущенной головой. Они ехали всю ночь, на ходу жуя пищу из седельных сумок и останавливаясь для того, чтобы дать коням необходимую передышку.

— В этой первой башне живут прислужники Черных Пророков, — сказал Конан, — или, как говорят люди, сторожевые псы своих хозяев — начинающие колдуны. Они не будут безучастно наблюдать, пока мы будем взбираться на склон.

Керим Шах взглянул на гору, затем назад, на путь, который они прошли. Они были уже высоко на склоне Уисмы, и под ними простиралась обширная цепь маленьких пиков и вершин. Среди этих лабиринтов туранец тщетно искал признаки, которые выдали бы присутствие людей. Очевидно, афгулийцы потеряли след своего вождя в ночи.

Они привязали уставших лошадей в зарослях тамариска и без лишних слов отправились вверх по склону.

Он представлял собой обнаженную скалу без растительности, усеянную валунами.

Отряд не прошел и пятидесяти шагов, когда рычащий зверь выскочил из-за валуна.

Это был один из тощих диких псов, которые жили в горных деревнях. Его глаза горели светом, с челюстей капала пена.

Конан шел впереди, но пес атаковал не его. Он пронесся мимо и прыгнул на Керим Шаха. Тот отскочил в сторону, и огромный пес налетел на иракзаи, шедшего позади него.

Человек завопил и заслонился рукой, которая была разорвана клыками чудовища.

В следующее мгновение полдюжины сабель обрушились на зверя. Пока пес не был полностью изрублен, он не прекращал попыток схватить и разорвать нападавших.

Керим Шах перевязал раненого воина, посмотрел на него внимательно и отвернулся, не говоря ни слова. В молчании они возобновили подъем.

Вскоре Керим Шах сказал:

— Странно встретить деревенскую собаку в таком месте.

27