Конан, варвар из Киммерии - Страница 59

К оглавлению

59

Волками были именно те, кто взял в плен киммерийца. Затем они обменяли его на вождя племени Волка у людей Орла. У пиктов племени Орла были кровавые счеты к огромному киммерийцу. И этот счет стал еще более кровавым, потому что его бегство стоило жизни одному из известных военных вождей. Поэтому они преследовали его так неотступно, через широкие реки и крутые горы.

И теперь уцелевшие после такого длительного преследования пикты повернули назад именно в то время, когда их жертва остановилась и у нее не было возможности ускользнуть от них. Киммериец покачал головой. Нет, он не мог этого понять.

Киммериец осторожно поднялся, голова кружилась от чудовищного напряжения. Члены его окоченели, раны болели. Он выплюнул пыль и быстрым движением руки протер налитые кровью глаза. Моргая, он осмотрелся. Под ним длинными, непрерывными волнами тянулась зеленая чаща, а над западным краем повисла синестальная дымка, которая, как он знал, должна была теперь висеть над морем. Ветер играл его черной гривой, и соленый воздух освежил его.

Потом он повернулся, выругался от боли в своей кровоточащей ноге и осмотрел карниз, на котором стоял. Сзади него поднималась крутая каменная скала, увенчанная высоким каменным гребнем. Ямки для рук и ног, похожие на узенькую лестницу, вели вверх. А на расстоянии пары шагов в стене находилась щель, которая была именно такой ширины, чтобы в нее мог пролезть человек.

Он снова захромал туда, заглянул в нее и выругался. Солнце, высоко стоящее над северным лесом, светило прямо в расщелину.

Там находилась большая туннелеобразная пещера, которая заканчивалась окованной железом дверью.

Киммериец знал, что этот западный берег был безлюден на тысячи миль, если не считать деревень диких прибрежных племен, которые были еще менее цивилизованны, чем их родственники, живущие в лесу.

Ближайшие цивилизованные селения были вдоль реки Грома, в сотне миль к востоку. И киммериец был уверен еще и в том, что он был единственным белым, пересекшим эти безбрежные леса. Понятно одно, что эту дверь изготовили не пикты.

То, что он не мог объяснить этого, возбуждало его любопытство. Когда его глаза привыкли к мягким сумеркам после яркого солнца, которое просачивалось через специальное отверстие, он заметил, что туннель продолжался также и за дверью, а вдоль его стен громоздились огромные, кованные медью и железом, поставленные друг на друга сундуки. Он нагнулся над одним из них, но крышка сундука не открывалась. Он уже замахнулся топором, чтобы разбить замок сундука, но вдруг передумал и похромал к массивной сводчатой двери. Он нажал на дерево, украшенное искусной резьбой. Дверь открылась… С проклятием он отступил назад, выхватив боевой топор-секиру и кинжал. Мгновение он стоял, замерев, в угрожающей позе. Пещера эта была освещена слабым светом, исходящим от большого драгоценного камня на подставке из слоновой кости, стоящей в центре огромного стола из черного дерева. Вокруг него сидели фигуры, которые так удивили его.

Они не шевелились. Однако голубой туман, висевший под сводами пещеры на высоте его головы, зашевелился, как будто он был живым.

— Ну, — пробурчал киммериец, — что они там, все мертвые, что ли?

Ответа не последовало. Киммерийца было не так-то легко вывести из себя, но это пренебрежение взбесило его.

— Вы могли бы по крайней мере предложить мне хотя бы немного вашего вина, — грубо сказал он. — Во имя Крома, вы что, считаете, что того, кто не принадлежит к вашему братству, не стоит и принимать дружески? Вы хотите…

Он замолчал, уставившись на фигуры, которые так необычно тихо сидели вокруг огромного стола из черного дерева.

— Они не пьяны, — пробормотал он наконец. — Они вообще не пили. Что, во имя Крома, все это значит?

Киммериец переступил через порог. Голубой туман сейчас же начал двигаться быстрее. Он слился, сгустился, и вот уже киммериец вынужден бороться за свою жизнь с огромной черной рукой, которая легла ему на горло.

2
Пираты

Ногой в изящной туфельке Белеза пнула одну из раковин. Утренний рассвет наступил уже давно, но солнце, гонящее жемчужно-серый туман над водой, еще не взошло.

Белеза взглянула на сооружение, казавшееся ей отталкивающим, и некоторые подробности этого сооружения действовали на нее угнетающе. Под ее маленькими ножками простирался коричневый песок, он уходил к пологим волнам, терявшимся в голубой дымке горизонта на западе. Она стояла на южном изгибе широкой бухты, на юге местность заканчивалась низким каменным гребнем, который образовывал южную оконечность бухты. С этого гребня можно было видеть безрадостную гладь воды на юге, тянувшуюся до самого горизонта. То же самое было на западе и на севере. Повернувшись в сторону суши, она отсутствующим взглядом посмотрела на форт, который уже в течение полутора лет был ее домом. В размытую голубизну неба, полощась, поднималось золотое с алым знамя ее дома. Но красный сокол на золотом фоне не радовал ее душу, хотя он так победно реял после многочисленных побед на юге.

Она видела людей, работающих в саду и на полях вокруг форта, которые с испугом оглядывались на мрачную стену леса, где их подстерегала смерть — медленная и жуткая, — скрывающаяся под военной раскраской.

Она вздохнула и вяло побрела к кромке воды. Каждый день, проведенный здесь, был однотонным и похожим на все другие. А мир городов и поместий, полный радости и удовольствий, казался затерянным в бесконечной дали прошлого. Она снова задумалась над тем, что побудило графа Зингары бежать на этот дикий берег вместе со своей свитой и челядью, удалившись на тысячи миль от своей страны, что вынудило его сменить дворец своих предков на эти блокгаузы.

59